Слава Швец — культуролог, журналист, гид, окончила Папский Григорианский Университет по специализации «Культурное достояние католической Церкви».
Как раз неподалеку от нас, вот приблизительно под этой пинией, находится курия Помпея, где в иды марта 44 года до нашей эры был убит Гай Юлий Цезарь.
Но это не простое политическое убийство. Здесь сойдется очень много линий: заговор знати против диктатора, реакция народа, который не смирился с его смертью, и скорбь тех, кто в Цезаре видел союзника и покровителя — римских евреев.
15-го марта, мартовские иды. Утро. Цезарь долго колеблется: оставаться дома или идти на заседание сената. Жена Кальпурния всю ночь рыдала — ей приснилось, что она держит в объятиях убитого мужа. Ну или, по другой версии, что фронтон их дома рушится. Известный гадатель Спуринна уже неделю предупреждал, чтобы Цезарь остерегался мартовских ид. Кальпурния умоляет Цезаря: не ходи. Ну или хотя бы просто отложи.
И тут появляется Децим Брут. Один из заговорщиков. В общем, это человек, которого Цезарь настолько любил, что даже включил в завещание. И он начинает высмеивать приметы: ну как же, Цезарь, сенат специально собрался, чтобы провозгласить тебя царем римских провинций, а ты вот не пойдешь из-за чего,из-за снов жены? Что скажут, вообще, твои враги и противники? Неужели ты боишься женских снов? И Цезарь соглашается. Вместе с Децимом Брутом — своим будущим убийцей — они выходят из дома.
По дороге они встретят того же самого гадателя Спуринну. И, естественно, Цезарь усмехнется: «Ну что же, мартовские иды наступили!» Гадатель спокойно ответит: «Да, наступили, но просто еще не прошли».
Цезарь подходит к курии как раз вот с этой стороны, то есть, скорее всего, он как раз у нас шел от Форумов и проходил между вот этих двух храмов.
Цезарь войдет в курию Помпея, сядет. Заговорщики окружат его, словно для приветствия. Его верного друга Антония, человека огромной физической силы, тот самый Децим Брут специально будет задерживать снаружи здания, заведя длинный разговор. И в этот момент Тиллий Цимбр подходит с просьбой о помиловании брата, видимо, дает ему свиток. Цезарь отказывается. И тогда Тиллий обеими руками хватает тогу Цезаря где-то ниже локтя — это сигнал к нападению.
Каска первым наносит удар кинжалом в затылок в районе шеи. Рана еще неглубокая. Цезарь не успевает понять, что происходит, поворачивается, пытается проткнуть руку Каски стилом, кричит на латыни: «Это же насилие!» И тогда все остальные обнажают кинжалы, удары направлены в лицо, в тело. Потому что у заговорщиков было условие: все должны принять участие, как бы «вкусить жертвенной крови». Многие поранили друг друга в момент нападения, в давке. И Плутарх рассказывает, что когда Цезарь увидел Брута с обнаженным мечом, он накинул на голову тогу (как во время жертвоприношения) и подставил себя под удары. А Светоний добавляет: и левой рукой распустил складки ниже колен — чтобы упасть пристойнее, укрытым до пят.
Тело Цезаря падает к постаменту статуи Помпея. Цоколь забрызган кровью. И это очень большая ирония истории: Цезарь, победитель Помпея, умирает у ног статуи своего побежденного врага, в том самом здании, которое Помпей построил для своей славы.
20 марта — это день похорон. Светоний пишет, что на этом месте была поставлена очень красивая деревянная постройка, напоминающая храм богини Венеры. Здесь стояло ложе богато украшенное пурпурными тканями.
И, возможно даже, была натянута та самая тога, со следами 23 ударов кинжалами. В какой-то момент двое вооруженных мечами людей эту постройку подожгли.
Аппиан Александрийский вообще говорит, что тело на форум принесли спонтанно. И Марк Антоний заказал ростовую восковую статую цезаря, которая вращалась, показывая все нанесенные раны. Представьте: гигантская восковая статуя, которая показывает как человек именно был убит.
Естественно, толпа взорвалась. Плутарх пишет, что: «Народ взгромоздил вокруг тела скамейки, решетки и столы менял с форума, поджег все это и таким образом предал труп сожжению». Светоний добавляет детали: флейтисты, трубачи срывали с себя одежды. Женщины бросали в костер одежду детей, легионеры снимали украшения и ножны от мечей. Все для того, чтобы Цезаря могли нормально кремировать. Вот эти блоки — это место кремации Гая Юлия Цезаря, и именно на этом месте потом его преемник Август построил ему храм.
Для кремации не зря специально готовят костер — ведь нужны определенные дрова, их лучше пропитать маслом. Человека вообще кремировать сложно, сам процесс длится 6–8 часов. Поэтому люди, которые снимают с себя одежду, чтобы костер не гас, чтобы завершить сожжение, как полагается, — это действительно грандиозный жест народной признательности.
И в этом хаосе толпы, пишет Светоний, «среди безмерной всеобщей скорби множество иноземцев оплакивало убитого каждый на свой лад, особенно иудеи, которые и потом еще много ночей собирались на пепелище». Много ночей. Ночь за ночью евреи приходили на это место и оплакивали Цезаря. Почему? Чтобы понять это, нам нужно вернуться на двадцать лет назад.
63 год до нашей эры. Гней Помпей наводит порядок на Востоке. В Иудее — гражданская война. Помпей осаждает Иерусалим три месяца. Римляне работают над осадными валами по субботам, потому что евреи могут защищаться в субботу, но не могут нападать. Во время штурма 12 тысяч убитых. И Помпей заходит в Храм. Иосиф Флавий пишет об этом: «Туда проникли Помпей и немалое число его товарищей и узрели то, что не дано было видеть никому, кроме первосвященников». Для евреев это было не просто военным поражением. Это было самое настоящее религиозное осквернение, которое не забывается. И когда через пятнадцать лет началась гражданская война, для евреев выбор был очевиден.
В 48 году до нашей эры, когда Цезарь сидит в осаде в Александрии, именно Антипатр приводит полторы тысячи воинов. Тот же самый Иосиф Флавий пишет, что именно Антипатр с еврейскими войсками первыми ворвались в Пелусий, открыв путь армии, которая шла на помощь Цезарю. После победы Цезарь не просто поблагодарил тех, кто ему так помог. Он издал серию декретов — они были записаны на медных табличках в Капитолии и разосланы в копиях по всем городам провинций.
Что же было в этих декретах? Освобождение от военной службы — «ввиду соображений ритуального свойства», потому что евреи не могут носить оружие, не могут вести военные действия в шабат. Право на собрания — в то время как все остальные коллегии Цезарь распустил: «запретив все прочие сходки, разрешил только одним иудеям собираться». Синагоги легальны. Право собирать храмовый налог и отправлять его в Иерусалим — исключительная привилегия при римских законах о вывозе золота.
Освобождение от податей на седьмой год — год шмиты, когда нельзя сеять. Римская налоговая система не делала исключений, а Цезарь это исключение сделал. И, конечно же, восстановление Иерусалима — восстанавливают стены, разрушенные Помпеем. Яффу, прибрежные города вернули под контроль первосвященника Гиркана.
Это все — не общие слова о милости, это действительно детальное законодательство, которое учитывает специфику еврейской религии. «Сим освобождаю римских граждан иудейского исповедания от военной службы». «Разрешаю следовать их законным ритуальным установлениям». Город за городом получает декреты: не препятствовать евреям в соблюдении субботы, не мешать собирать деньги на Храм.
Цезарь понимает то, что потом поймут все успешные правители многонациональных империй: если группа имеет сильную идентичность и не может быть ассимилирована — не надо ее ломать. Работай с ней, давай что нужно в обмен на лояльность. И это была самая настоящая лояльность.
Когда Цезаря кремировали посреди форума, еврейская община Рима потеряла не просто покровителя. Она потеряла последнего римского политика, который относился к ним как к союзникам — то есть сознательно проводил линию сотрудничества и поддержки. Ночь за ночью они приходили на пепелище. Может быть, это было похоже на семидневный траур. Может, это было политическое заявление. Может, отчасти был страх: что будет дальше?
Этот страх оказался обоснованным. Дальше будет преследование заговорщиков, прибитые к дверям сената руки Цицерона — и очередная гражданская война. Декреты Цезаря в отношении евреев еще будет подтверждать его преемник Август, но следующие императоры будут настроены уже иначе.
Впоследствии народ на месте кремации Цезаря воздвигнет колонну из нумидийского мрамора шести метров высотой с надписью «Отцу отечества». У подножия приносили жертвы, клялись именем Цезаря. И Октавиан, придя к власти, снесет эту колонну и построит храм Божественного Юлия. Туфовые блоки — это то, что осталось от фундамента.
Но евреи помнили другого Цезаря. Они оплакивали не бога и не диктатора — они оплакивали союзника, который им дал право жить по своим законам. Союзы рождаются, рушатся, меняют формы и имена. Но память о тех, кто однажды протянул руку и признал твое право быть собой, остается. И эта память переживает все империи.